Рябчик (Tetrastes bonasia) — настоящий символ русского леса. В России он широко распространен и довольно обычен по всей лесной зоне, проникает в лесотундру и лесостепь, но отсутствует на Камчатке. А в густонаселенной Европе его ареал стал мозаичным, птицы тяготеют к хвой­ным лесам Скандинавии, Альп, Карпат и гор Балканского полуострова.

Ореховый петух

Русское название птицы очень меткое: в окраске рябчика преобладают серые, охристые, бурые тона; множество темных пестрин и светлых чешуйчатых каемок делают его камуфляж совершенным. Самка несколько более тусклая и рыжеватая, чем самец, без броского черного пятна на подбородке и горле. Ноги оперены до пальцев, а пальцы снабжены роговыми бахромками для того, чтобы лучше удерживаться на ветвях. Англичане называют рябчика Hazel Grouse (ореховый граус), немцы — Haselhuhn (ореховый, или орешниковый петух). Не вполне ясно, имеют ли они в виду ореховые тона в расцветке птицы или какое-­то особое тяготение рябчика к зарослям лещины.

Настоящие партнеры

Действительно, обитая в лесах самого разного состава и облика, рябчики везде предпочитают приречные чащи с разновозрастным подростом и густым подлеском, в том числе и из орешника. Ведут они оседлый образ жизни и, в отличие от своих более крупных родственников (глухарей и тетеревов), образуют настоящие пары. Площадь индивидуальных участков составляет 2–4 га. Весенних групповых токов, присущих тетеревам и глухарям, у рябчиков нет. В брачный сезон самки прилетают на зов самца и наоборот. Партнеры большую часть года держатся вместе, постоянно перекликаясь. Самка свистит немного короче и проще, чем ее ухажер. Самец ревностно охраняет свой участок леса от соседей, так что его можно подманить, имитируя как свист самки, так и свист самца-соперника. Иногда попадаются самцы-­двоеженцы.

Доступная боровая дичь

Хотя пары у рябчиков формируются в основном с осени, весной самцы свистят еще азартнее. Главным образом это молодежь, проведшая зиму поодиночке и небольшими стайками. В небогатой охотниками местности, где рябчики еще доверчивы, порой удается, не сходя с одного пенька, подманивать до 4–5 петушков. Эта самая обычная и доступная боровая дичь не раз выручала нас в экспедициях, когда провиант подходил к концу. «Какая ж тайга без рябчика?» — приговаривал наш проводник Николай, отправляясь на поиски пропитания. Правда, расчеты на «подножный корм» не всегда оправдывались. Как-­то нам пришлось почти неделю шагать по полусгоревшей июльской тайге, не встретив ни одного рябчика, не говоря уже о другой дичи. К лабазу с запасом продуктов, оставленному загодя на берегу реки, мы доплелись изрядно отощавшие.

Мое первое знакомство

Мое первое знакомство с рябчиками в качестве дичи состоялось в республике Коми золотой осенью. Ночные заморозки окончательно добили надоедливого гнуса, дороги еще не раскисли от дождей. Приятно прогуляться по лесу просто так, без учета пернатого населения по голосам, без поиска гнезд, проверки линий давилок на мелких млекопитающих или сетей на птиц — словом, без научно-­исследовательских целей и задач. Ружье — на плечо, короб для брусники и грибов — на спину, да и вперед за околицу! С ближней опушки, поросшей молодыми рябинками, я регулярно вспугивал выводок рябчиков. Вот и сейчас, при моем приближении, раздалось ожидаемое «фрррр» крыльями, в сопровождении булькающей трельки. Но слетела только одна птица. Похоже, выводок распался, а самец снова занял индивидуальную территорию в ожидании подруги на следующий сезон размножения. Значит, пора. Достаю манок, свищу самкой. В ответ раздается тоненькое «фиить-­фьюиить-­ти-­ти-­те-­тю» и слышно, как птица, скрытая ветвями, перепорхнула ближе. Продолжаем перекличку, пока рябчик не оказывается на виду. Сидя на еловом суку, напряженно вытягивает шею, топорщит хохолок и черную бородку, пытаясь рассмотреть, кто его подзывает. Вот он втянул голову, пригладил хохол, надулся шариком и снова засвистел — в последний раз…

Чем питается рябчик

Основной зимний корм рябчиков — почки и сережки березы, осины, ольхи. Весной они едят бутоны, молодую листву, летом (особенно при выводке) — насекомых, осенью — ягоды. В апреле — мае самка устраи­вает гнездо в хорошо укрытом месте, обычно под валежиной, и откладывает в среднем 7–10 яиц бежевой или кофейной окраски с мелким коричневым крапом. Насиживает очень плотно, не слетает порой и при приближении на 2–3 метра, поэтому обнаружить гнездо непросто. Мне везло: за годы полевой работы я нашел несколько рябчиковых кладок.

Рябчики достигают в длину 35–37 см, в размахе крыльев — 48–54 см, весят 300–500 г. Дичь некрупная, чуть больше голубя, но по качеству нежного белого мяса превосходит других наших тетеревиных птиц. Не зря рябчики, наряду с ананасами и шампанским, в начале прошлого века считались символами буржуазного разложения: «Ешь ананасы, рябчиков жуй…»

Рябчата-­цыплята

Пуховички в камуфляжном наряде вылупляются, как и домашние цыплята, на 22–25 день насиживания. Рябчата очень «скороспелы»: на третий день уже перепархивают, в недельном возрасте прекрасно затаиваются на ветвях. Самец держится при выводке редко, но бывали случаи замены самцом погибшей самки, изредка птенцов выводят оба родителя. В конце лета — начале осени выводки распадаются. Мировая численность рябчика оценивается в 16–20 млн особей (в зависимости от сезона), только в европейской части России обитает не менее 9 млн (осенние данные).

Китайский рябчик

На ограниченной территории горных хвой­ных лесов в китайской провинции Сычуань и на юге Ганьсу обитает близкий родственник нашего рябчика — китайский рябчик, или рябчик Северцова (Tetrastes sewerzowi). В 1876 году его открыл знаменитый русский путешественник Николай Михайлович Пржевальский и назвал в честь не менее известного российского естествоиспытателя Николая Алексеевича Северцова. Этот редкий и до сих пор слабоизученный вид отличается от северного собрата чуть меньшими размерами и более яркой окрас­кой с преобладанием ржавчатых тонов. И свистеть он не умеет.

В заповеднике Льянхуашань, в самом центре Китая, мне посчастливилось наблюдать китайского рябчика в природе. Однажды самец едва не попал в поставленную мной паутинную сеть, и я испытал смешанное чувство разочарования и облегчения: с одной стороны, хотелось рассмотреть птицу в руках, с другой — незаконный отлов или добыча этого охраняемого вида грозила последствиями до трех лет тюрьмы.

Воротничковый рябчик

Чуть более дальний родич, экологически замещающий нашего рябчика в лесах Северной Америки, — воротничковый рябчик (Bonasa umbellus). Он заметно крупнее, более длиннохвостый и длиннохохлый. В отличие от рябчиков Евразии, оба пола лишены черного горлового пятна, зато на шее есть пучки удлиненных металлически-­черных или темно-­коричневых перьев, которые самец топорщит в виде воротника во время тока. Ток воротничкового рябчика ни на что не похож — самец на пне или поваленном дереве становится столбиком и очень быстро хлопает крыльями перед собой, причем при махе вперед они выворачиваются нижней стороной вперед и вверх (как и при вертикальном взлете, характерном для этого вида). В результате производится звук, похожий на барабанную дробь, а вовсе не на аплодисменты, как можно было бы подумать. Он способен токовать и как глухарь, распустив хвост веером и взъерошив пышное жабо, в котором почти скрывается голова. По аналогии с нашим рябчиком, воротничковый — самая обычная боровая дичь в Америке.

Дальневосточная дикуша

А вот поразительно доверчивая дальневосточная дикуша (Falcipennis falcipennis), которую иногда величают черным рябчиком, имеет с настоящими рябчиками более отдаленное родство. Она заметно крупнее, более тяжелого сложения, длина — 38–44 см, масса самца примерно 750 г, самки — 600 г. Окраска самца сочетает черный и дымчато-­серый струйчатый фон с белыми пятнами, образующими заглазничную полосу и окаймление черного горлового пятна, ряды на плечах, красивый чешуйчато­каплевидный рисунок на брюхе и боках. Самка буровато­-рябая, похожа на тетерку.

Дикуша — эндемик России — распростра­нена в хвой­ных лесах Приамурья, Северного Приморья, Сахалина, предпочитает густые ельники и пихтачи, перемежающиеся с лиственничниками. Это сугубо территориальная оседлая птица, в зимний сезон кормится исключи­тельно хвоей (на кормежку уходит до 5 часов в день), летом питание такое же, как у других тетеревиных, но хвоя всегда присутствует в рационе. Самцы с апреля токуют в одиночку на своих территориях.

Необычное токование

Как-­то на Сихотэ-­Алине мы с коллегой по экспедиции пересекали широкую полосу ельника, разделяющую две мари (лиственничные болота). Вдруг справа услышали какое-­то странное вибрирующее гудение, прерывающееся резкими щелчками. Остановились, стали слушать дальше. Вот снова тихое урчание, переходящее почти в вой, нарастая, набирая гулкость и повышая тон, вдруг внезапно обрывается стуком кастаньет: «раз, два, три!». Снова и снова: «уууууррр…та, т-­та, та!», «уууууррр…та, т-­та, та, та!» Неужели дикуша? Мы стали осторожно подкрадываться, пригибаясь под еловыми лапами. За шиворот сыпались мелкие сухие веточки, отмершая хвоя, всякая прочая колючая труха, но до того ли? Звуки доносились из самой гущи леса. Наконец, удалось с минимальным шумом подобраться на полсотни метров ближе и выглянуть из-­за толстого ствола.

Кокетка с веером

Вот она! Спокойно стоит на утоптанном снегу, в тени елки, аспидно-­серой спиной к нам. Черноватая голова с белыми метинами и выпук­лыми красными брусничинами бровей поднята, перья на шее чуть встопорщены, хвост со светлой каймой сложен и опущен. Несколько секунд — и самец приходит в движение. Постепенно задирает хвост все выше, несколько раз с шелестом разворачивая и складывая его, — ну просто темпераментная кокетка с веером! Черные с заостренными белыми вершинами перья подхвостья растопыриваются, как иголки дикобраза; вздыбливается и темное жабо на шее. С началом урчания крылья и буроватые со струйчатым рисунком лопаточные партии оперения начинают мелко дрожать. И вдруг после верхней ноты — щелчок, во время которого дикуша, трепеща крыльями, совершает вертикальный прыжок на месте с разворотом на 180 градусов. Затем следует еще один, чуть сдвоенный щелчок, сопровождаемый прыжком выше прежнего, но уже без разворота. А потом еще один-­два, с небольшим подскоком.

Щелчки и завывания

Мы глядели во все глаза! Когда петушок разворачивался передом, было видно, что пестрины боков, брюха и груди сходятся опрокинутой белой елочкой по центральной линии. Иногда он надолго задумывался, «зависал», но в целом ток шел мерно, по «утвержденному стандарту» и на одном пятачке. Подробное обследование окрестных еловых перелесков показало, что самцов дикуши вокруг как минимум трое. Надо было только научиться засекать их индивидуальные участки по негромким звукам, раздававшимся примерно с рассвета до восьми утра. Щелчки были различимы лучше завываний, с некоторых точек было слышно сразу двух «щелкунов».

Легкодоступная дичь

В таежных лесах Северной Америки обитают еще два вида дикуш: канадская (F. canadensis) и горная (F. franklini). Дикуши не образуют пар, темпы развития их птенцы сходны с рябчиками. Наша дикуша — немногочисленный, спорадично распространенный вид, в некоторых угодьях плотность населения достигает 6 особей на км2, общая численность оценивается в 80–130 тыс. особей. Сейчас дикуша охраняется законом, внесена в Красную книгу России и Красный список Международного союза охраны природы, но еще раньше коренные народы (нанайцы, удэгейцы) добывали дикуш только в случае крайней нужды, оставляя эту легкодоступную непугливую дичь на черный день. Вопреки своему названию, дикуша подпускает человека вплотную, замирает и чувствует себя в безопасности, надеясь на маскировку. В это время ее легко можно поймать на «удочку» с петлей из лески. Удивительная флегматичность и малоподвижность дикуш оборачивается вполне спасительной стратегией в суровой амурской тайге. Не паникуй, затаись при близкой опасности, свято надейся на маскирующий наряд — и все будет в порядке!

Флегматичный Кеша

Ближайший к нашему лагерю самец, которого мы назвали Кешей, даже давал себя погладить, если не делать резких движений. Закончив токовать поздним утром, он раз за разом обходил свой участок в мелком ельнике по периметру, против часовой стрелки, протоптав в грязном весеннем снегу заметную белую тропинку. У маленького ручейка притормаживал, пил воду, глотал камешки, помогающие тетеревиным птицам перетирать грубый корм в желудке. Крыльями Кеша старался не пользоваться и через толстые поваленные стволы, встречающиеся на его пути, не перепархивал, а перелезал. Если исследователь перегораживал Кешину тропу ногой в сапоге, тот, после нескольких попыток протаранить препятствие лбом, с немалым трудом преодолевал скользкий сапог пешим восхождением, не догадываясь свернуть на 20 см и обойти преграду. Когда мы слишком уж его доставали фото- и видеосъемками, Кеша нехотя взлетал на ближайшую елочку. Если потихоньку подходить, то начинал шагать от возмутителя спокойствия по колючей лапе до ствола, неуклюже огибал его, а потом столь же неспешно спускался по противоположной ветке, увеличивая дистанцию до преследователя. Если же снова заходили на его сторону, обойдя дерево по дуге, то действия Кеши в точности повторялись. Когда его оставляли в покое, Кеша на елке расслаблялся и никуда не хотел двигаться. Сорвав еловую веточку со светло-­зелеными концевыми побегами, можно было поднести ее к самому Кешиному носу, и он начинал рассеянно клевать свежую мягкую хвою, поглядывая на человека слегка затуманенным взором. Иногда, сидя на дереве, Кеша издавал тихое урчание, почти мурлыканье.

Питомники для тетеревиных

До недавнего времени все тетеревиные птицы неохотно размножались в неволе, но сейчас, благодаря отработанным методикам, проблема их разведения в питомниках и зоопарках в основном решена. Как-­то мне довелось побывать на Карасукском биологическом стационаре в Новосибирской области, где успешно реализуется программа по разведению многих куриных птиц. В вольерах расхаживали тетерева и глухари, гималайские улары и амурские дикуши, даже заморские воротничковые рябчики. Инкубаторы работали на полную мощность, теплые бойлерные садки были заполнены пищащими пестрыми пуховичками, помеченными пятнышками зеленки и крыловыми метками для индивидуального распознавания. Здесь были глухарята, уларчики, птенцы воротничкового рябчика, со дня на день ожидали появления юных дикуш.

— А как же наши рябчики, почему их не содержите и не разводите? — поинтересовался я, воодушевленный очевидными успехами начинания.

— Так не размножается рябчик в неволе, до сих пор никому еще не удалось получить и вырастить его потомство! Правда, в последние годы дело вроде бы сдвинулось с мертвой точки, но идет трудно, — ответили мне специалисты.

Видимо, есть у нашего рябчика (столь обычного, но неожиданно свободолюбивого лесного жителя) некая тайна в личной и семейной жизни, которую пока не удается разгадать ученым.